Парень только яростно засопел. И ведь знает, что ни на что не годен, и обозлился, когда его в том уличили.
— Новичок, — сам себе ответил Ветер. — И долго ты не продержишься. Или городские за воровство замордуют до смерти, или свои же темники за бесполезность. А за воротами тебе конец один…
— Сам знаю, — зло бросил мальчишка, точно плюнул.
Еще бы, в Фалесте, да и еще много где, за воровство по мелочи в каменный мешок не тащат, а дубасят привселюдно, пока не надоест. Вот и этот «птенец» ждал расплаты и надеялся удрать, как только повезет. Не похоже, однако, чтобы раньше ему везло. Впрочем, даже то, что он до сих пор на своих двоих, тоже можно считать везением.
— Я зла не держу, — поспешил успокоить его Ветер. — Так что можешь не ждать понапрасну, считаться с тобой я не буду.
Он остановился. Отошли уже достаточно, проулок узенький, темный, безлюдный.
— А чего тогда тащишь? — Теперь парень не столько злостью исходил, сколько пребывал настороже.
— Спросить кое–что хочу, — Ветер подкупающе улыбнулся и ослабил хватку. — И если постоишь хоть чуть–чуть спокойно, то отпущу.
Мальчишка глазел на него с нескрываемым недоверием, но уже без страха. И ко всему примешивалась изрядная доля любопытства. Такие странные «жертвы» ему наверняка еще не попадались.
— Правда, что ли?
— Правда.
Парнишка созерцал нежданного избавителя некоторое время, потом неловко потряс рукою.
— Ладно, отцепись.
Но когда Ветер выпустил его, «птенец» все же отбежал на безопасное расстояние. Всего–то пара шагов, а попробуй–ка достань — в миг рванет куда подальше.
— И какая же леба тебе назначена?
— Не твое дело!
— Сколько? Скимб? Полскимба?
— Шутишь? — парнишка презрительно скривился. — Ты где такую видал?
— Не видал, потому и спрашиваю.
— Это ж рынок! Тут меньше чем за два с половиной, никто тебе по карманам шарить не даст.
Ветер присвистнул.
— И как же тебя на рынок угораздило? Неужели ты своим хозяевам хоть раз всю лебу принес, до монетки?
— Тебе–то что?
Парень между тем уже наладился дать деру.
— Да вот, заплатить за тебя хочу. Сегодняшнюю лебу. Идет?
— С какой это радости?
Убегать «птенцу» сразу же расхотелось.
— Да просто так. Деньги у меня есть, и вечером их станет гораздо больше, да и жалко тебя. Потому что вор из тебя никудышный, ты и сам про это знаешь. А еще я думаю, что история твоя не так уж и проста, а значит, может мне пригодиться. У меня на то глаз наметанный.
— Это как, пригодиться? На что тебе? — не оставил мальчишка своей подозрительности.
— Я, видишь ли, стихотворец. Сегодня я тебя парой монет ссужу, а потом на тебе же и заработаю. Так что расскажешь все как есть — хорошо заплачу, несколько дней исправно лебу приносить будешь своим хозяевам. И на промысел тащиться не надо. Отдохнешь маленько.
— Так не бывает! Думаешь, если я сегодня… того… то и вовсе дурак?
Парнишка сопротивлялся сам себе, и Ветер понял, что уже приманил нового знакомца.
— А что тебе терять? Если я вдоль и поперек спины не отходил, то сегодня же братья–темники жизни поучат. Чтобы завтра был попроворней. На рынок уж носа не сунешь, так что денег тебе не достать. А я твои бока могу в целости сохранить, — он встряхнул пояс и тот звякнул. — Но даже если и солгу, то хуже все равно не станет. Куда хуже?
— Я гляжу, ты тех историй уж наслушался, — проворчал парень, глядя исподлобья. — Вон как все знаешь. Чего еще рассказывать?
— Да, изрядно наслушался, — небрежно уронил Ветер. — И собираюсь услышать еще одну. Так что же, пойдешь со мной… как звать–то тебя?
— Илча, — парень вновь насупился. — Куда это еще?
— Не стану же я бесконечно торчать посреди улицы? Тут постоялый двор неподалеку, вот туда и отправимся. Заодно накормлю тебя досыта, идет?
Илча пошел с ним. Должно быть, Ветер вызвал у него доверие, и он отбросил главное правило настоящего темника: никому не верь. Тут же позабыл всю премудрость, что изо дня в день вбивали в него «наставники». На дармовщинку рот раззявить — без зубов ходить. Нет, хорошего вора из него не выйдет.
Уже по дороге стихотворец узнал, что сегодня у этого «птенца» не что иное как лебера, первый «данный» день. Незаметно проболтавшись, парнишка умолчал о том, что это такое, но Ветер и сам знал превосходно. Лебера — своего рода посвящение, пропуск в уличное братство со всеми его законами, и если Илча не принесет своему «папаше» денег или принесет их меньше назначенной лебы, то ему отходят бока, на первый раз легонько, завтра сильнее, и так до первого срочного дня. Если же за пять дней испытуемый не скопит требуемой «лебы», то братство определит ему другую роль. Надо ж хоть как–то долги свои отрабатывать. А что еще остается неудачливому «птенцу» как не клянчить милостыню на городских улицах? Страшная участь, ибо подают лишь увечным. Актера из этого мальчишки не выйдет, так что ущербник из него — еще хуже вора. Значит или на самом деле изувечат, или вон из города выдворят, а перед тем все долги по иному взыщут.
— А давно ли тебя… обучали?
— Да с конца весны, — нехотя признался парень.
Ему было стыдно, потому что сейчас лето перевалило за половину, а толка так не вышло. Верно, немало пришлось от «папаши» выслушать.
— А это тебя что, свои так приложили? — Ветер поглядел на багрово–черные разводы.
— А тебя кто? — Илча дерзко указал на шрам на левом виске, что с каждым годом все больше растягивал угол глаза.
— Разбойники. Не городские.
— С большой дороги?
Теперь уж Илча присвистнул. Как показалось Ветру, мечтательно. Наверно, думает, у них жизнь куда краше, чем в братстве.
— С нее. Так кто же тебя так изукрасил?
— Да тот урод и постарался, — мотнул головой неудавшийся «птенец», намекая на дружка Вада Плотника, что мечтал еще раз приложиться к воровской физиономии. — Свои по морде пока не бьют. Заметно больно.
— Зачем же ты такой заметный в самую толпу полез? Я тебя сразу и приметил.
— А что делать? Я на бегу кошели срезать не могу, мне эти двары в шапках руку оттоптали. Начисто, как колода теперь.
— И что, болит?
— Еще как! — гордо отрезал Илча.
— Покажи–ка…
Ветер только сейчас заметил, что другая кисть у парня вся синяя. По ней изрядно потоптались чем–то тяжелым. Он беззвучно, одними губами, кинул «этим дварам в шапках» пару нелестных слов и по старой привычке извинился перед Олтромом.
— Ты чего это там бормочешь? — кривясь от боли в растревоженном месте, буркнул мальчишка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
